Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной
Но когда я только взялся за пуговичку, чтобы расстегнуть платье, Жанна оттолкнула меня.
– Не нужно, – каким-то охрипшим голосом сказал она негромко и встала, оправляя платье. А я почувствовал себя в дурацком положении.
И чтобы прийти в себя, я встал и разлил остатки шампанского по бокалам.
– Ну, что ж, – сказал я. – Как еще скажут когда-нибудь стихами: «Уж выпито вино, и торт не съеден…»
Я выпил вино, Жанна подошла к столу и тоже взяла в руки бокал.
– Я пожалуй, уже пойду. – Я сделал паузу и произнес негромко, слегка качнув головой: – Угу-у?
Я пошел к двери.
Оделся я быстро, а когда обувался – увидел, что Жанна стоит рядом и смотрит на меня.
И когда я взялся за ручку двери, она негромко сказала:
– Подожди! – Подошла ко мне, обняла за шею и крепко прижалась ко мне.
– А теперь иди! – она оттолкнула меня.
Через полчаса я подходил к дому Боброва – здесь вскладчину была организована наша классная вечеринка. Я тоже был в доле.
Я шел, думал о Жанне, и напоминал мне об этой непростой женщине тонкий аромат ее духов, оставшихся на мне.
Когда я вошел к Боброву, на меня накатили звуки включенной на полную мощность радиолы.
«Ах, здравствуй аист!» – услышал я и сплюнул на пол в сердцах – да что же это такое!
Ко мне подскочила Нелька.
– Хорошо, что ты пришел, давай, разбирайся со своими девушками! – ехидно сказал она.
– А их скоко? – спросил я, снимая «Москвичку» и доставая из кармана духи. – Держи! Загадал – первой попавшейся девушке!
– Спасибо… – Нелька с флаконом вошла в комнату, где в наступившей тишине (Аист, наконец, прилетел) я мог слышать ее голос: – Подарок от Монасюка! Первой и лучшей девушке! Как?
И тут я услышал звук разбившейся о пол тарелки…
За час примерно до моего прихода в нашу компанию заявилась Рукавишникова. Она спросила меня, ей сказали, что пока я не пришел, но обязательно скоро буду, и поскольку все были уже слегка выпивши, и вследствие этого – добрыми, то предложили Варваре пройти и меня подождать.
И Варвара прошла! И сидела в уголке, наотрез отказываясь «чуть-чуть выпить и закусить». И ждала меня.
Ну, и дождалась – приятного известия, что лучшая девушка здесь – Нелька, и поэтому именно ей вручены духи…
И тогда она принялась за свое – бить посуду.
Все это мне в нескольких словам рассказал Миута прямо на пороге комнаты. И я не стал дожидаться, пока на пол полетит вторая тарелка и увести Рукавишникову мне п р е д л о-
ж а т.
Я просто молча подошел к ней, взял ее за руку и повел за собой. Она шла, не упираясь, и одноклассники молча провожали нас взглядами.
Я продолжал молчать и тогда, когда помогал ей надеть пальто, потом, присев, надел на ее ноги боты, а после стал одеваться сам. Она молчала, застыв словно в ступоре, и я ее понимал сейчас, и жалел. Ну что же она невезучая такая…
Мы вышли за калитку, шли рядом… И я сказал:
– Варь, ты извини меня. Я ведь не знал, что ты пришла и ждешь меня…
– Значит, она самая лучшая девушка… – негромко сказала Варвара, и я остановился, схватил ее за обшлага пальто и притянул к себе:
– Ты меня слышишь вообще, Рукавишникова? Я не знал…
Но тут она вдруг сильно оттолкнула меня.
– Ты чего? – ошеломленно спросил я.
– Ты… ты… – Ее глаза стали наполняться слезами. – От тебя духами пахнет… Женскими…
Я не знал ни что сказать, ни что делать.
– Я тебя ненавижу! – выкрикнула Рукавишникова и побежала, спотыкаясь, по улице.
А я следом не пошел – куда я мог деть запах духов, действительно?..
Я возвращался к ребятам и думал, что не испытываю чувства вины перед Варькой. Или какого-то стыда. Я ведь знал свой характер, свою влюбчивость. Мне что, нужна история с новой Разиной? Вздохи, стоны и переживания? У меня – план! У меня – цель! И я ее добьюсь, потому что цель эта – возвышенная и святая: сделать счастливым не только себя, но и Рукавишникову!
Так что пусть терпит! И потихоньку расстается со всем наносным – капризностью, гордыней, верой в свою исключительность.
Мне не нужна ее сиюсекундная влюбленность – я хотел, чтобы она полюбила меня сильно и надолго.
А я – я ведь ее давно заочно люблю, но заставляю себя даже и на секунду не вспоминать нежные губы, шелковистые волосы, упругую грудь… Тп-р-р!, Монасюк!
Об этом всем – ни слова!
Эта девочка пока – не для меня. Так надо, и так будет!!!
И я толкнул дверь дома Боброва и окунулся в атмосферу радости и какой-то бесшабашной веселости. Мы танцевали, пели, пили – и я постепенно «нарезался» от души.
Наутро дома меня разбудила мама, позвала завтракать и слегка попеняла мне – ну, нельзя так пить! И папа сказал: «Угу!», в смысле – что же ты, сынок?
А я и не спорил… Только… я что, один такой вчера был?
Перед первым уроком у многих из нас были помятые лица. Зато девчонки цвели и пахли – они получили от нас к празднику не давно уже привычные книжки, а по открытке и живому цветку! Так что они были счастливы. Ну, и следов похмелья на их лицах, конечно, не было…
Так незаметно прошла эта короткая неделя, в субботу мы с Миутом, как делали это каждую субботу вот уже не один год, пошли днем сразу после школы в баню, где после парилки – посидели в предбаннике и попили холодного пивка – нам теперь спиртное отпускали в полном соответствии закону.
А вечером пошли в кино – в нашем кинотеатре «Победа» повторяли комедию «Зигзаг удачи», а мы ее любили. И мы пошли не на последний, а на семичасовой сеанс и взяли с собой наших девчонок.
Галка и Валюшка сидели рядом с нами, хохотали и то и дело хватали нас за руки, а мы смотрели на них и были счастливы за наших девчонок. Мы разделяли их радость, мы понимали их, и мы так любили их в такие вот минуты!
А на следующий день я получил с уже хорошо знакомым мне посыльным записку.
ТОЛЯ!
КАК-ТО СКОМКАНО ПРОШЛА НАША ВСТРЕЧА. МОЖЕТ БЫТЬ, МЫ ПОВТОРИМ ЕЕ И ПОПЫТАЕМСЯ НЕ СДЕЛАТЬ ОШИБОК, КОТОРЫЕ ДОПУСТИЛИ ПРОШЛЫЙ РАЗ?
ЖДУ КАК И ТОГДА, К ЧЕТЫРНАДЦАТИ ЧАСАМ. НАКОРМЛЮ!
Ж.
– Что эта за «Ж»? – спросила меня мама.
– Мам, я взрослый! – веско сказал я. – Ты не беспокойся – о медали я помню, думаю – получу ее, а глупостей я не наделаю.
– Но эта «Ж»…
– «Ж» – это знакомая женщина, это ж понятно, мам! – сказал я. И принялся готовиться к новому свиданию.
Я проник перед уходом в спальню родителей и вытащил из шкафа в спальне некое изделие из тайных запасов папы.
Но это он думал, что – тайное. А на самом деле – где он хранил контрацептивы – я давным-давно знал.
На этот раз Жанна была в шерстяной серой юбке, светлой блузке и алой косынке на шее, завязанной как пионерский галстук. А ее красивые волосы были стянуты сзади в узел и перевязаны шелковым алым бантом. Она не стеснялась сегодня своей серой кожи, она просто нанесла косметику блеклых тонов, и это очень скрадывало единственный ее недостаток.
Прямо пионерка, ей-богу!
– Я не догадался узнать прошлый раз, а где твой сынишка? – спросил я, раздеваясь.
– Его по воскресным утрам забирает у меня мама, а в понедельник она уводит Коленьку в садик.
Я зашел в комнату. Стол был пуст!
– Иди ко мне! – сказала Жанна, садясь на диван.
Я подошел к ней, сел рядом и привлек ее к себе. Я целовал ее, она отвечала мне, и это выходило у нас как-то судорожно. В какой-то момент она начала снимать с меня пиджак, а я с ее шеи – косынку, а потом я уже плохо контролировал себя – мы раздевали друг друга быстро, бросая детали одежды тут же, рядом с диваном.
А потом в подхватил ее на руки и понес в спальню. И она показалась мне невесомой.
Одеяло было откинуто, белье в постели – белоснежное.
Я аккуратно уложил полураздетую Жанну на простыню, и какими-то скомканными движениями достал из кармана брюк резинизделие и начал разрывать обертку.
Жанна тронула меня за руку:
– Не надо, нет нужды… – хриплым голосом прошептала она. – Иди ко мне!
И мы вновь целовались, раздели друг друга донага, и не смотря на жар желания, я не мог не отметить, какая красивая фигура у моей девочки!
Да-да, я называл ее девочкой! Своей девочкой!
Мы соединились, и все прошло как-то быстро. Не только у меня, но и у нее по всей видимости, давно не было никого.
И поэтому мы отдыхали недолго.
Я целовал ее нежно и медленно. Я добивался ее возбуждения, а сам был уже возбужден! Я целовал ее и шептал на ухо: «Моя девочка, моя единственная и неповторимая… Радость моя, желанная моя…»
Она вдруг вся изогнулась в судороге желания, и, крепко обняв меня, прошептала:
– Скорее, скорее…
А когда я медленно вошел в нее, она прижалась своей щекой к моему лицу и прошептала:
– Не торопись, Толенька… Постарайся не спешить…